428 слов - Цумэ, Цумэ, иди сюда, она и тебя погладит! – этот щенок нетерпеливо переступал лапами, кажется, даже слегка подпрыгивал и вилял хвостом, тоненько скуля от удовольствия, когда его шерсти касались пальцы Чезы. Вилял хвостом! Как собачонка какая-то! Цумэ презрительно отвернулся и улегся в стороне, уложив голову на лапы. Он не щенок, и не человеческий пес, чтобы выпрашивать ласку, будь это хоть прикосновения Девы Цветка. Вот только ее запах обволакивал и сводил с ума, и, даже закрыв глаза, Цумэ видел, как она, стоя в воде, обняла Кибу, тонкие пальцы зарылись в белую шерсть, гладя, лаская, и он положил Деве голову на плечо, уткнувшись носом в диковинные, нечеловеческие волосы. Они, наверное, еще лучше пахнут, сильнее… Интересно, а если бы Киба остался в человеческом облике, они, наверное, поцеловались бы тогда? Или нет? А она бы его обняла, как это делают человеческие женщины, прижимаясь всем телом? Почему-то эта мысль была неприятной. Наверное, оттого, что эту сцену он видел со стороны, а не был в ней. А в роли кого он мог быть? Цумэ завозился и сменил позу, чтобы никто из стаи не заметил его смущения. Ему очень хотелось обнаружить себя внутри воображаемой картины, и чтобы в его шерсти запутались пальцы Чезы, и даже поцеловаться в человеческом облике он был бы не против. Это только для двоих, больше ни для кого, как тайна. Касаться ее так приятно, пусть это и было всего-то на пару мгновений, в пещере, а она совсем ничего не чувствовала, почти увядала. Но запах сводил с ума: вот бы унести ее далеко-далеко, от всех опасностей, спрятать от стаи тоже, чтобы не пришлось делиться прикосновениями, улыбкой, лаской. Цумэ даже приподнялся и потряс головой, отгоняя собственное настойчивое воображение. Не выдержал, оглянулся. Вот они, все трое, сидят вокруг Чезы, сейчас ее рука касается ушей Толстяка, а тот жмурится от удовольствия и толкается головой ей в ладонь. Обжора и ловелас! Возмущенно фыркнув, Цумэ опять отвернулся, укладываясь поудобнее. Пусть они там… лижутся. А Киба сидит около, зорко посматривая, не претендует ли кто на его Деву. Ну и что. Все равно. Он избранный волк, зато Цумэ ее любит совсем не потому, что она приведет их в рай… Стоп. Любит?! Нет, это неправда, нет, быть такого не может, он же волк-одиночка. Или все-таки? Цумэ уставился в темноту, туда, за пруд, около которого они и расположились. - И что мне теперь делать с этим цветочком? – буркнул он себе под нос. Хорошо, что никто из стаи его не услышал. Серый волк не создан для сантиментов. Он хищный зверь, таким и останется на всю жизнь, до конца. Но, может быть, хоть разок, Чеза погладит его? А он постарается не выдать себя.
Спасибо (=. Не умер еще фест (=
А постканон из моей головы я все равно еще напишу...